Ах, Мишель, Мишель!.. - Страница 14

Но ведь рано или поздно какой-то чужой парень тоже опешит и покроется потом при виде Жюльет? Конечно, очень не скоро, но это ужасно! А почему, собственно, ужасно? У Жюльет будет хороший парень, у его дочери просто не может быть плохого парня! И он поведет ее под венец. Под орган, по длинному проходу церкви, украшенной цветами и пестрящей яркими нарядами гостей. Вел же он под венец свою сестру Адель! Вместо отца…

Отец был категорически против венчания и свадьбы. «Глупые предрассудки и еще более глупая трата денег! Записались в мэрии и плодитесь, сколько не лень»… Адель была ужасно обижена. Еще бы! Это с сыном отец был не в меру суров и строг, а над обожаемой доченькой, что называется, трясся и не дышал. И вдруг такое! Конечно, Мишель помог сестре с ее парнем и деньгами, и участием. А отец даже не пришел в церковь и свою жену Анжел и не пустил. И года полтора не общался с Адель. Смягчился только, когда она назвала первенца Жеронимом — в его честь. Что это? Старческий каприз? Или… ревность?

Подумав о ревности, Мишель невольно вспомнил вчерашнюю безобразную выходку сына. Приревновать мать к родному отцу! Прямо Эдипов комплекс какой-то! Он ведь не ревновал своего отца к Анжели. Наоборот, всегда считал ее отважной женщиной — выйти замуж за вдовца с грудным младенцем и двенадцатилетним сыном, плюс к этому дикий характер родителя! Конечно, отец — дорожный полицейский. А, как известно, служба в полиции не для слабохарактерных людей.

Анжели всегда говорит, что вышла за Жеронима, потому что любила его со школьной скамьи. Странная такая скамья — Анжели моложе отца лет на десять. Общих детей у них нет: ей нужно было лечиться от бесплодия, но отец заявил, что двоих ему вполне достаточно и нечего тратить деньги на то, чтобы в доме прибавлялись дополнительные рты.

Анжели истово любит Адель и Мишеля. Мишеля особенно. И раз уж Полин так хочется, чтобы кто-то присмотрел за домом в ее отсутствие, то вполне логичным было бы попросить об этом именно Анжели. Но он даже не предложил жене этот вариант, потому что добрейшая матушка не выносит единственного на свете человека: а именно Полин. Дескать, ее невестка — слишком заносчивая и высокомерная гордячка.

Ну уж это точно ревность, усмехнулся своим мыслям Мишель. Хотя в снобизме Полин никак не отказать. Впрочем, матушка Анжели вряд ли знает такое слово — «снобизм». Полин действительно ведет себя с его родственниками так, как если бы являлась членом королевской фамилии или, по меньшей мере, титулованной особой. А ее родители — всего лишь учителя, всю жизнь протрубившие в одной из муниципальных школ Тура.

«Приглядывать» за хозяйством Полин могла бы попросить и свою маменьку. Но терпеть присутствие в доме тещи хотя бы одну неделю — выше его сил. Естественно, она явилась бы с мужем. Кстати сказать, отец Полин — очень симпатичный тип и с ним можно поговорить не только о футболе. Но теща! В каждой ее фразе будет содержаться поучение, как жить дальше, а Селестена она замучит диктантами.

Иногда Полин ужасно напоминает свою мамашу, с внезапным раздражением подумал Мишель; поток машин опять превратился в стоячее болото. Побольше бы ей рассудительности, свойственной ее отцу! Тесть-то как раз хорошо понимает, как нелегко далась Мишелю его карьера. Стать преуспевающим адвокатом с ученой степенью, когда твой отец — дорожный полицейский, а его жена до замужества работала приемщицей в химчистке — ох как непросто! Родители же Полин с самого детства настраивали на поступление дочери в Сорбонну…

Ну и духота сегодня, с тем же раздражением подумал Мишель. Или я забыл включить кондиционер? Конечно, совершенно башка не варит. Он нажал кнопку, и ему показалось, что в салоне сразу же стало легче дышать. Нет, это я придумываю, нужно хоть какое-то время. Мишель огляделся по сторонам, словно впервые увидев другие автомобили за окнами своего. Слева, за рулем «рено», дремал какой-то бородач, а справа, на заднем сиденье такси, молодая женщина что-то внушала девочке лет пяти. Лицо мамаши было до смешного серьезным, а девчушка таращилась на свои перемазанные шоколадом ручки. Ее мордашка, кофточка и даже пряди светлых волос тоже были в шоколаде.

Мишель какое-то время с умилением рассматривал девочку. Вероятно, слишком пристально. Мамаша повернула голову и злобно зыркнула на него. Он смутился, виновато сделал улыбку и опустил глаза. Зачем она так? — подумал он. Разве предосудительно любоваться красивым ребенком? И как можно так недоброжелательно разговаривать с дочкой? Неужели эта женщина не понимает своего счастья?

Мишель полез в кейс за сигаретами. Нет, не буду, подумал он. И так в голове шумит. Лучше принять таблетку аспирина. Он обернулся назад, чтобы достать аптечку, но тут поток машин сдвинулся с места.

А может, развернуться на ближайшем перекрестке и поехать домой? Нет, неудобно перед дамой де ля пляс, она и так уже ждет. Он взглянул на часы, сорок три минуты! Да еще непонятно, сколько придется добираться. Эти известные парижские пробки! И ведь она ждет не дома, когда можно было бы позвонить и предупредить, что застрял, а в кафетерии. И мобильный не заводит принципиально, дескать, не по карману. Этим своим «не по карману» дама де ля пляс иногда ужасно напоминает Мишелю его отца. Он невольно хмыкнул: смешно — находить сходство в любовнице и родном отце!

Дама де ля пляс аккуратно сидела за столиком у входа в кафе. Увидев Мишеля, радостно замахала ему и привстала навстречу. Хрупкая женщина с очень коротким «каре», негустые волосы тщательно расчесаны на пробор. И почему женщины, связанные с искусством, обязательно носят «каре» или вовсе стригутся под мальчишку? — Мишель опять почувствовал раздражение. У моей Жюльет никогда не будет столь дурацкой стрижки, только длинные, прямые, блестящие волосы…